Том 06. Грозная дружина - Страница 76


К оглавлению

76

— Ах, Агашенька… Повидать бы их хошь на миг единый…

Дядю-крестного да Максима-брата… Кажись, птицей к им взвилась да полетела… — мечтательно произнесла Татьяна Григорьевна и разом смолкла.

Вошел князь Алексей бледный, встревоженный, каким его нередко видывала в эту тяжелую зиму Таня.

— Штой ты, Алеша?.. — так и встрепенулась, бросаясь к нему навстречу, молодая княгиня.

— А то, што от атамана я к тебе, Танюшка… О вас с Агафьей Петровной гуторили мы… Говорит Ермак Тимофеич, што больно вы много тут страхов натерпелись с нами за зиму эту — и болести, и мор… А еще хуже, бает, может статься… Вон, говорят мирные татары, што снова быдто укрепляется Кучум… Напасть по весне ладит… Так вам бы ладнее всего пристало в Сольвычегодск отплыть по половодью и мирных времен дожидаться там… Так атаман говорит… — тихо и нерешительно заключил свою речь Алеша.

Таня, вся трепещущая, как раненая птица, отскочила от мужа.

— И ты… и ты говоришь мне это!.. — волнуясь и пылая румянцем почти прокричала она. — Да нешто не ведаешь ты, что на радость и горе связала я свою судьбинушку с твоей судьбой?!.. Не махонькая, чаю. Видела куда и на што иду… Нет, Алешенька, непригодные речи ты и твой атаман ведете, твердо и смело продолжала она, — ни я, ни Агаша от вас никуда не уедем.

Хошь гони нас силой, с места не сдвинемся… Ишь, выдумали што!.. Уехать в Сольвычегодск, одних вас оставить! Как раз!.. Нет, сокол мой, голубчик сизокрылый! Жили вместе и помирать вместе, стало быть, нам… — заключила бодро и весело молодая княгиня.

Князь, растроганный и взволнованный, обнял жену.

— Так и сказать атаману? — шепнул он ну ухо ей.

— Так и скажи, — не дрогнув подтвердила она.

— Ну, Мещеря, и женок же Господь нам послал на радость! — весело обратился к появившемуся на пороге Мещеряку князь Алексей.

В эту ночь счастливым, мирным сном уснули в своих нехитрых жилищах две счастливые молодые пары. В эту ночь и новый город спал крепко и спокойно под охраной частых сторожей, нарушавших своим окриком молчание степи.

Из одной избы, вся темнеющая во мраке белой ночи, мелькнула небольшая фигура. Неслышной тенью скользнула она к воротам, отодвинула тяжелый засов и, крадучись, как кошка, под тенью насыпи исчезла в ближайшем лесу.

Воротники не заметили ее. Белая ночь навеяла на них пышные весенние грезы, и волшебница-тишина околдовала мысль.

Алызга (это была она) быстро миновала опушку и, углубившись немного в чащу леса, издала громкий, пронзительный свист.

Ей ответили таким же свистом из глубины тайги, и вскоре две фигуры татар предстали перед ней.

— Спит мурза Карача? — отрывисто и громко спросила их Алызга.

— Нет… Всю ночь молился с сыновьями… Ждали тебя…

— Когда посулила прийти, пришла бы значит, — отрывисто бросала Алызга, отворачивая от смотревших на нее с явным ужасом татар свое обезображенное лицо.

— Веди же меня к нему, — почти повелительными нотами прозвучал ее резкий гортанный голос.

— Ступай за мною, — произнес один из татар и пошел вперед.

В наскоро сбитом чуме сидел с двумя своими сыновьями князь Карача.

Этот Карача еще недавно, для вида, чтобы обмануть русских, изменил Кучуму, будучи втайне ближайшим его другом и слугой, и завел сношения с Ермаком.

— Время пришло, могучий мурза… — начала прямо с места Алызга, едва успев отвесить почтительный поклон ближайшему вельможе самого хана. Завтра, на заре, явись с сыновьям в Искер, проси там помощи у атамана…

Жалуйся и ругай хана, что обижает он тебя, что казнить хочет за измену, а людей в лесу засади. А как пойдет он с отрядом своим… Ну, уже твое это дело, господин, сам знаешь…

И диким, непримиримым огнем сверкнули маленькие глазки Алызги.

— Крепко ж насолили тебе кяфыры, женщина, коли решилась ты себя из мести обезобразить, красоту свою погубить… — покачивая бритой головою произнес Карача.

— Я бийкем… остяцкая княжна… — гордо выпрямляясь произнесла Алызга, — моего мужа и брата убили кяфыры… Моего старого отца под Назымом погубили они же… Меня продержали шесть лет в долгом плену… Я ненавижу и проклинаю их… И да свершится мщение Сорнэ-Турома над ними, вымоленное мною… Слышишь, господин, жду тебя на заре… в Искере…

И сказав это Алызга вышла из чума.

Снова темная тень мелькала на фоне белой северной ночи, снова неслышно проскользнула в ворота Искера и снова засунула за собою крепкий железный затвор.

А когда на заре загремел запор этот и гостеприимно распахнулись ворота городка-острога, три всадника-татарина въехали в Искер, к Ермаку.

Впереди, на гнедом киргизском скакуне, поджаром и тонконогом, сидел сам мурза Карача. Его сыновья в почтительном отдалении следовали за ним.

Ермака предупредили о приезде незванных гостей. Он вышел на рундук избы.

— Здрав буди, князь Сибирский! — сказал через переводчика почтительно соскочивший со своего коня при его появлении Карача.

Примеру отца последовали оба сына.

— Здравствуй и ты, князь, — ласково приветствовал атаман всадника, ступай в горницу, гостем будешь. И сыновей с собой веди. От хлеба и соли отказываться николи не пристало.

И повел гостей в свою горницу Ермак.

Долго тянулась через толмача-татарина их беседа. Дичиной, кумысом, медом угощали татар до отвала. А когда вышли из Ермаковой избы гости снова на крыльцо, непонятными, торжествующими и радостными огоньками горели и искрились их узкие раскосые глазки.

Не один Ермак вышел проводить татарских гостей, явившихся к нему смиренно просить помощи от Кучума. Весь Искер провожал. Быстрее молнии разнеслась по Искеру весть о том, что посылает Ермак есаула Кольцо с 40 казаками на помощь Караче и его сыновьям изловить Кучума.

76